Эта сказка написана Сказошным Котом – Бароном fri_flo для Разволшебницы leka_veselka по обешшанию. За что и преогромное спасибище!!! И юзерпичек евойный, шоб ни с кем не перепутали.
***
1.
Позвали Ивана в солдаты, выдали амуницию, ружье, патрон таз, поставили море сторожить. Сторожит Иван день, сторожит ночь, под самое заутерко сморил Ивана сон, заспал Иван на малую минутку. Открывает глаза, глядь, а моря нет. Взял Иван ружье на плечо, отправился моря искать. День идет, другой идет, третий, вдруг вода стеной, и затопила Ивана. Утонул Иван совсем, глядит, а это море возвратилось. Иван и говорит:
– Я хоць и утопленник таперя, а ты все одно отвецай, потому из-под крепкого караулу сбёгло и подлежишь за то законной икзекуции. Где ты, море, бывало и для цего уставу изменяшь?
Нахмурилось море и винится солдату:
– Я, солдат, в святую церкву ходило, Николаю Угоднику свечку ставило – за всех, кого он от подводной смерти спас. Хочешь, и за тебя поставлю, только ты меня на другую ночь снова отпусти.
Делать нечего, не хочется Ивану за здорово живешь утопленником пропадать, смахнул он форменну шапку с головы: «Семь бед, один ответ!», отпустил море на другую ночь.
Глядит Иван: как двенадцатый час на гауптвахте в колокол малой вбило, свернулось море скатеркой, поднялось выше неба, раскрылось все в звездах, обернулось бел-девицей, скочило месяцу в люльку, велит чтоб вез до самых райских врат, где святая церква стоит, Николаю Угоднику из золотого света самим Небесным Царем-Плотником рубленая.
Только скрылось море-девица с глаз, помрачнело небо, напал на Ивана лютый сон, сморил совсем. Упал Иван как подкошенный, об землю ударился, очнулся. Глядит: моря в другой раз нет. Делать нечего, поднял Иван ружье на плечо, отправился мóря искать. День идет, другой, третий, неделю по дну морскому прошагал, а никак моря не застанет. Вдруг вода выше высоких гор, и встало море в берега. Тонет Иван, одной рукой за ружье держится, другой крест кладет, Николая Угодника поминает. Вышла из воды морской рыба-кит, поглотила Ивана, приплыла к берегу, на жизнь отпустила. Стал Иван дальше службу справлять, отчета у моря требовать:
– Пускай ты, море, до самыих райских пределов допущенное, а давай мне служивому отцет, для цего государьственны берега на цельну Божию седмицу оставило, для какой такой радости али по иному злосцастию?
Отвечает солдату море:
– Не кори меня, солдатушко, потому сам ты человек служивый не по своей воле, а у главнейшего начальства в подчинении. У батюшки Морского Царя нас трое – я, сестрица Река да братец Акиян. Раз в три года и три месяца батюшка Царь шлет нас на небо – мыть ножки всем у Бога утопленникам. В этот раз была очередь сестрицы Реки, да просватался за сестрицу главный генеарал-артильмейстер вашего государьства, вот пока они свадебку играли, я за сестрицу старалась – ножки утопленникам мыла, цветы-деревья в Райском саду поила, анделов по воде учила ходить. Хочешь, и тебя научу, только ты меня и на третью ночь отпусти, да смотри не смыкай глаз ни на одно краткое мгновеньице.
Пуще смерти захотелось Ивану по воде аки анделу ходить, смахнул он форменну шапку с головы: «Лети цельна душа в рай, а голова здесь пропадай!», отпустил солдат море и на третью ночь.
Только шапка об землю ударилась, легло небо на дно морское, а звезды, солнце и месяц ясный сели на высокую гору Живолупу в карточки на антирес играть: кому душа солдатская достанется. Загляделся Иван: любопытно ему, кому свезет на сердце красной карточкой, а кому черная крестом выпадет. Долго ли, коротко ли глядел, а и не заметил, как вошел в него сон-столпняк, очьми овладел, руки-ноги камнем повязал.
Только солдат приснул – едет в курулетке главный генеарал-артильмейстер всего земного государьства, иполетом блестит, медалью бренчит, споркой-подковкой на сапожке подзвякиват. Увидал генеарал-артильмейстер, что спит солдат каменным столпцом, а моря в помине нет, закричал грозным голосом:
– Гой ты вошь солдатская, куси Ивана за лево ухо чтоб очумкался, а вы, слуги государьственныя, хватайте Ивана за белы руки и ведите в главную государьственну турму казнить да изменой не миловать.
Похватали Ивана, в турму повели,
А я сказку сказал, да сел на мели:
Тут треть сказки исчо,
Да рука не плечо –
Сама за царочкой тянется,
Изопьется-обманится
Баиньки, хорошия-а…
***
Обешшано Разволшебнице …leka_veselka во избежание развоплошшенья моиво. Продолженьице завтречки…
СОЛДАТ и МОРЕ-ДЕВИЦА (продолженьице)
2.
Посадили солдата Ивана в главну государьственну турму на цугундер – за три стенки с пристеночком и полоконцем под девятью крепкими решеточками, заперли дверкой в аршин на толщь, тридцать кованных замоцков на ей повесили, а все открывалки главному генеарал-артильмейстеру под мундер на грудях склали. Сидит солдат на цугундере, в полокошка свистом посвистывает, Николаю Угоднику под аршинную дверь поклонцы складывает: тридцать три поклонца с утреца, стоко же к обедни, и полстоко об вечерю.
– Скуцно, – мается Иван, – зато я морю-девице пригодился.
А генеаралу-артильмейстеру не до скуки: токо на парад выйдет – скачет заморский гонец с пакетом от заморских земель, в пакете том залоба: наши-де заморские корабелики на краю акияна стали стоймя, а моря-пути в ваши пресветлыя края боле нету – одна бездна и маленько донца по обочинке; генеаралу от пакета по себе неловкость – открывалки под мундером позвякивают, в белы груди колются; токо застольничать с кульвертами генеарал пристроится – ась, депеша бренчит вдогонку: со дна, прежде морского, сонное чудишше поднялось, полымем пыщет, деревеньки-порта зорит, баб да детишков малыих пужаит, а мужика в полон к себе ведет, и никаких возможностев то чудишше победить не имеется; генеаралу с депеши хоть под стол от кульвертов лезь – открывалки под мундером погремотничают, белу кожу генеаральскую в кровь дерут; токо генеарал с устатку спать-почивать на перину повалится, а тут супруга его, Река-девица с повсюнощным привставаньицем: отпусти, мил супруг муж мой, солдата Ивана подобру-поздорову, не то по речкам вся красна да бела рыбица в порчу вошла, муху зажаберную на заборы посадила, все заборы повалила, червя-нутрокрута по дорогам распустила, все дороги прохудила, одне дырки теперь во всем государьственном устройстве; а ешшо рак из озерков по елкам полез, свистнет – в поле рожь ложится, не поднять, крякнет – пищаль в войске сама палить зачинает, полк зараз насмерть кладет.
С тех слов генеаралу-артильмейстеру совсем худо, сымает он открывалки туремные с бел-груди, плачьмя плачет и говорит супруге своей, Реке-девице:
– Нету боле моего терпенья закон государьственный сполнять, отпущу я солдата, коли море на двенадцатый дён к берегам возвернется, а коли не возвернется, то казню его лютоею смертицею, для чего все открывалки замоцецные тебе возвручаю, а последню открывалку в самоем своем сердце стану до часу держать. Токо скажи ему, солдату тому, супруга женка моя земчужная, чтоб боле в полокошка свистом воздержался тот солдат посвистывать, под аршинну дверь Николаю Угоднику тридцать три поклонца с утреца, стоко же к обедни, и полстоко об вечерю чтоб до поры не складывал, не то повернется в сердце моем та заветная открывалка и прилетит птица Каган, и склюет сердце с открывалкой, и николи уже ту дверю туремную не открыть, хучь порохами рви.
Спорадовалась генеаральская супруга Река-девица, уселась в курулетку с рессорою, попрыгала скачьмя в главну государьственную турму солдата выручать. Увидали стражники Реку-девицу в курулетке, попустили ее за три стенки с пристеночком, подвели к дверке в аршин на толщь с тридцатью коваными замоцками: делай што хошь, говорят, на то государьственна воля, а мы сами тому солдату Ивашке сочувственники: по любови-несчастию страдалец он выходит.
Подбежала Река-девица к аршинной дверке, отперла открывалками тридцать без одного замоцецков, а один малой с ноготок, да с секретом оставился. И говорит Река-девица солдату через подзамоцецную скважинку:
– Не кручинься, солдат Иванушка, один токо маленький замоцецек на аршин-дверке и оставился, а и то не беда: нынце же пошлю птицу-цайку в занебесные края звать сестру мою Море-девицу, цтоб возвернулась она на двенадцатый день, а не то тебя солдата мой супруг генеарал-артильмейстер казнит лютоей смертицею. Токо ты, солдат, во все дни в полокошка свистом не посвистывай, под аршинну дверь Николаю Угоднику тридцать три поклонца с утреца, стоко же к обедни, и полстоко об вечерю не покладывай, не то все как есть от супруга моего пропадем.
– Слово солдатское крепко, крепце крепкого замоцецка, – солдат отвечает.
А и спать завалился.
Полетела птица-цайка в занебесны небеса
Спозывать девицу-Море на приземны цудеса,
А я спать хоцу маленько,
Да без цароцки.
Пожалей меня, жалейка,
Для концалоцки.
***
Окончаньице завтречки…
3.
Полетела птица-цайка от Реки-девицы к ее сестрице, звать, да прослышала злая птица-Каган наушшенье генеарал-артильмейстерское, подлетела к птице-цайке, клюнула разок и склевала глазок. И заплутила птица-цайка и токо к исходу двенадцатого дня в занебесные небеса долетала, а поздно.
Двенадцать дён солдат проспал и ни малости не ведая. Продрал глаза, а его из-под замоцецка выпирают, под белы руки берут и ведут на ишафот – казнить лотоею смертицею. «Как так!» – солдат дивится. А выступает к нему сам главный генеарал-артильмейстер и молвит:
– Слово генеарал-артильмейстерское крепко, крепче солдатнина. Обещал я отпустить тебя солдата, коли море на двенадцатый дён к берегам возвернется, а коли не возвернется, то быть тебе солдату казнену лютоею смертицею за государьственное повреждение.
Заплакал тут солдат, а делать нечего.
– Казни, – говорит, – твое генерал-альтирмейстерство меня разнесцастного, потому проспал я жисть свою сном-столпняком, а судьбы не узнал: кому свезет на сердце красной картоцкой, а кому церная крестом выпадет. Подвела меня Море-девица под перестрел, а Николай Угодник во сне запамятовал.
– Много чести тебе солдату на цугундере под перестрелом миг постоять, – отвечает генеарал-артильмейстер, – а казню я тебя своей властью, чтоб другим неповадно было.
Глядит солдат – несут на ишафот веревку крепкую, и палач с подпалачиком при ей. Стали веревку мылом намыливать, чтоб сгодней да прихватистей, а тут пена до небес поднялась, точно разбушуй-ураган на море. Хлещет пена-ураган палачу с подпалачиком по сусалам, а генеарал-артильмейстеру по маковке, мундер порвала, а с тем и кончилась. Кинулись веревку искать, а нету. Послали за другой, а ее цапли болотные с куликами склевали, третью волокут – она раками до нитки перескусана, червем да мухой трачена.
Приказал генеарал-артильмейстер нести топор-головоруб, чтоб последнюю жизнь солдату с головой отсечь. Искали-искали, насилу добрались: глянь – а топор ржою потраченный, тупей кияны, и рукоять сгнила. Стали рукоять строгать, топор натачивать – черная туча поднялась, ишафот зачернила, мундеры попачкала. Волокут лохань отмываться для приличия, стали топор мыть – он в лохани и утоп. Послали флотилию с бомбардами топора в лохани искать, а и по сей день не сыскали, и от флотилии ни тебеграммы, ни голубиного пёрушка.
Осердился генеарал-артильмейстер, зовет птицу-Каган, чтоб костер запалить и солдата живьем ижжарить. Прилетела злая птица-Каган, все небо закрыла – и солнце, и луну, и звезды, крикнула вполгорла – искра упала, крикнула сам-друг – ишафот затлел, крикнула троегорлово – полымя полыхнуло, солдату пятки печет. Глядит генеарал-артильмейстер – конец солдату, и порешил тут на радостях чарочку испить, а полчарочки в костер и плесни – чтоб пуще разгоралось. Нахлынул с полчарочки великий акиян, притопил костер и полгосударьства с достоянием. А людишки на гору Живолупу сбегли.
Вышла к ним Море-девица с Николаем Угодником об ручку и всех как есть к себе спасла, одного генеарал-артильмейстера с палачом и подпалачиком на горе Живолупе сидеть оставила. Пускай, говорит, морские черти по вам в карточки на щелчки попоигрывают.
А солдат ходит с тех пор по полгосударьству, берега моря ищет, да воды не замечает; спать, говорит, хоцу, а не можется; сказки сказывает, а ни одной не досказывается. Стишок малой – и то тудыць не растудыць!
***
Вот и все. Покаюшки, деушки-робяты!
© Фри Фло 2009
Хорошая сказка… да еще и прибаутки в конце 😆
И написано, как старые сказки… прикольно.
Он вообще замечательный, Фри Фло, старомодный такой, я его называю “мальчик из благородной семьи”, почитай его ЖЖ, тебе понравится. У него сказки с загогулиной. Как ты думаешь, почему он эту сказку для меня написал? 😯
Не знаю, конечно…
А солдата все равно как-то… хоть и БезБрежные у него теперь походы и сказки тоже… да только берега-то ищатся, и спать не можется 🙁
А ты как думаешь, почему именно эту?
Интересно, вот если бы ты сама для себя сказку писала (мысль, конечно малость без башни, но вот если раздвоиться ненадолго и написать для себя, как для кого-то) о чем бы хотя бы примерно сказка-то рассказывала?
Да я себя как-то с солдатом не ассоциировала. 🙄 Больше с море-девицей. 😉
А сказку я про себя написала “Дуракам закон не писан” в ЖЖ под тэгом “сказило-в-очки”. 😎
Да нет, я тебя тоже с солдатом не ассоциировала, это я о нем просто, как о герое… тут если всех героев сложить – вот и выходит сказка, может с человеком оно так же…
а вообще-то не портрет ведь дарился, а сказка, потому похожим быть не обязан.
Ну понятно дело, что не польтретка, а сказиловка.
Она ещё у меня полностью не переварилась. Всему своё время. 🙂